В окружение в Музее Москвы откроется выставка «Любимов и время. 1917-2017. Сто лет истории края и человека». Ее курирует Каталин Любимова, разделившая с мужем и его изгнание из СССР, и славное возвращение в Россию, и настороженность чиновников по касательству к его творчеству, и успех его постановок по всему миру. Многие годы она была рядышком с ним, жила ради него и его дела. Ей и определять, каким увидят Искусника посетители выставки.
Судя по программе, выставка необычна: минут перформансы, спектакли, мастер-классы, лекции… Как бы вы сформулировали ее главную идею? Что должны постигнуть ее посетители?
Каталин Любимова: Что это было сложное время, но если человек желает полностью отдаться любимому делу, он может добиться успеха при любой погоде.
Как воздействовало время на Любимова и смог ли он повлиять на время?
Каталин Любимова: Это, разумеется, взаимосвязано. Безусловно, пора и культура, в том числе русская культура, которую Юрий Петрович обожал и хорошо знал, влияли на него. За границей тоже устанавливал в основном русских авторов: оперы Мусоргского, Бородина, Чайковского, Прокофьева, Шостаковича, музыкальную притчу на музыку Шнитке, постановки по произведениям Пушкина, Гоголя, Достоевского, Чехова, Булгакова, Пастернака… Он нес свою миссию и вне России, демонстрировал, какое художественное богатство, какие композиторы, писатели и стихотворцы есть у нас. Это было высоко оценено в мире.
Выставка расшиблена на десятилетия. Согласны ли вы с мнением театроведов, что десятилетие Любимова — это 60-е, когда показался его Театр на Таганке?
Каталин Любимова: Он прожил почти век, и было бы несвоевременно выбирать из его жизни какое-то одно десятилетие. Конечно, Любимов в 1964 году сделал постановка «Добрый человек из Сезуана», который вошел в историю. Но он не лишь этим спектаклем делал историю, но и остальными — такими, как «Десять дней, какие потрясли мир», «Гамлет», «А зори здесь негромкие…», спектаклями по Грибоедову, Чехову…
Как русские революции отпечатлелись на семье и судьбе Юрия Любимова?
Каталин Любимова: По отцовской черты он из крестьян. Дед после отмены крепостного права создал концентрированное хозяйство под Ярославлем. Отец после женитьбы перевез семейство в Ярославль, работал в торговой фирме, а мать была учительницей. В 1922 году переехали в Москву. В семейству было много трагических событий: отца сажали, мама сажали, родственников сажали. Деда раскулачили, выбросили в снег в году 87 лет! Юрий Петрович, его брат Давыд и сестра Наталья детьми носили передачи взятым родителям. Хотя Давыд и Юрий Петрович часто критиковали папу, называли его отсталым типом, который не понимает, что рождается новоиспеченный строй.
Как он относился к религии, менялось ли его отношение к церкви?
Каталин Любимова: Он был православным. Дитятей прислуживал в церкви. И остался до конца жизни верующим. Никогда не кривил душой. Это было бы удивительно и абсолютно недостойно человека, который жил по принципу — свободно выражаться.
Многие именуют Любимова «режиссером протеста». Вы согласны?
Каталин Любимова: На самом деле насчет арены у Юрия Петровича было собственное мнение. Он не любил соцреалистический арена. Его злило, что средних лет мужчина должен приклеивать парик, мазать губы и брови, тон накладывать… И он попытался делать другой арена. Там не было грима, это был условный театр, где использовались музыка, движение и стихотворство. Из этих трех составляющих Любимов и создал Театр на Таганке, сделавшийся мировым именем.
Разве до Любимова эти элементы никто не использовал в нашем арене?
Каталин Любимова: Конечно, они играли большую роль у Мейерхольда, Таирова, иных великих предшественников. Но квинтэссенция этих трех составляющих не была так явлена нигде и ни у кого.
Любимов политикой не занимался. Не подмигивал, не содержал фигу в кармане
Одна из старейших актрис России Галина Коновалова сообщала мне: я хожу в театры и понимаю, что все это ставил Любимов. Полезно ли для русского арены такое влияние Любимова?
Каталин Любимова: Это и театроведы подтверждают — многие растаскивают художественные идеи Любимова. Но он в этом не повинен. Когда режиссеры не могут найти своего решения, они нередко заимствуют у Любимова — беда в том, что цитаты в их спектаклях выглядят инородным телом. Не критикую — попросту констатирую факт.
Принято считать, что Любимов был в оппозиции к советской воли. И Театр на Таганке — одно из явлений, приблизивших перестройку…
Каталин Любимова: Любимов политикой как таковой не занимался. Не занимался подмигиванием, тем, что именовали фигой в кармане. Его старались вовлекать в политические дрязги, но он не шел на это, вечно делал то, что считал нужным, чтобы обновить ветхий сценический язык. И создал свой авторский язык, который сейчас является объектом изучения по всему миру.
Любимов был открывателем поэтического арены…
Каталин Любимова: На Таганке шли спектакли по стихам Есенина, Маяковского, Вознесенского, Евтушенко, со подмостки звучали стихи Пушкина, Цветаевой, Пастернака, Высоцкого, поэтов-обэриутов — Хармса, Заболоцкого и иных. В 1965 году вышел спектакль «Павшие и живые», основу какого составили стихи поэтов-фронтовиков. Война была живым воспоминанием, и когда в финале на сцене вспыхивал Непреходящий огонь — зал вставал.
А сам писал стихи?
Каталин Любимова: Строчил, но «в стол».
Не показывал никому?
Каталин Любимова: Нет. Они очень изящные. Весьма трогательные. Очень острые по поводу того, как человек должен существовать и вести себя в жизни. Любимов был строгих правил.
Эти стихи изданы?
Каталин Любимова: Нет и не будут. Это мои собственные, так сказать, сокровища. Тем более что их мало, всего восемь или девять.
Вам он посвящал стихи?
Каталин Любимова: Не ведаю, может быть, посвящал, но не написал (улыбается).
Коль скоро мы заговорили о собственном — был ли Юрий Петрович режиссером своей семьи?
Каталин Любимова: Ни в коем случае! Он целиком отзывался театру. Работал с утра до вечера без выходных. И только так мог устанавливать свои спектакли. А когда видел, что актеры расслабляются, он заставлял репетировать опять и снова, заставлял держать уровень. Не случайно Театр на Таганке имел подобный феноменальный успех: люди ценили эту полную отдачу и режиссера, и актеров.
То кушать семьей занимались вы, и вся так называемая «бытовуха» лежала на вас?
Каталин Любимова: Да, разумеется. И не только семья, но после вынужденной эмиграции, когда арена пришел в очень печальное состояние, я там работала бесплатно волонтером.
По сути, вы служили своему мужу?
Каталин Любимова: А как же иначе! Если ты кого-то любишь, ты желаешь быть максимально полезной, чтобы этот человек мог творить. Тем немало — после эмиграции, когда уже строй вроде менялся, но легче не сделалось, а может, даже тяжелее…
В чем это проявлялось?
Каталин Любимова: В касательствах между людьми, в отношении к театру, к Любимову. Когда вседозволенность перебежала в глупую индифферентность… Но я это не хочу обсуждать.
