Что популярно о Первой мировой войне спустя 100 лет после ее завершения? Чем она закончилась для России? Наверное, сейчас многие затруднятся припомнить что-то об этом. А, между тем, память у нас буквально под ногами…

Вы не можете себе представить с каким нетерпением мы, тут, рвемся туда. Здесь, с Москвой, с университетом, со всем тем, что именуется «идейными» интересами, порвано. А пока решил напоследок воспользоваться Москвой и сходить в «Художественный»…
Сергей ШЛИХТЕР, вольноопределяющийся 266-го Пореченского пехотного полка. Из послания родителям от 13 ноября 1914-го, Москва

[embedded content]

Рядышком с московской станцией метро «Сокол» есть парк. Еще сто лет назад это было Братское погост, которое в 1915 году решено было организовать рядышком с подмосковным селом Всехсвятским. Здесь хоронили воинов, какие скончались в госпиталях (Москва приняла больше всего раненых). Тут бывальщины могилы сестер милосердия, которые погибли на передовой, помогая раненым.

Сквозь несколько лет после революции почти двадцать тысяч могил боец, офицеров и сестер милосердия решено было уничтожить.

«Ту» брань старательно стирали из памяти. Войну, которую на открытках основы ХХ века называли Второй Отечественной.

Бывшее кладбище маскировали, как могли. Тут расшибли не только парк. Например, на городской карте 1936 года в нордовой его части значились… парники.

Открытка с подписью:

В дверях вокзала сталкиваюсь с офицером, козыряем, вглядываюсь в лик и узнаю московского студента, юношу 20 лет, веселого, бодрого музыканта, с которым встречался в частном доме в прошлом году. Сейчас это уставший и хмурый армейский офицер с пухнущей головой, какая контужена у него осколком тяжелого снаряда…
Сергей ШЛИХТЕР, запись из дневника от 25 ноября 1914-го, Ивангород

Из тысяч захоронений Братского погосты до сегодняшнего дня сохранилось одно. Это могила студента, вольноопределяющегося 266-го Пореченского пехотного полка Сергея Шлихтера.

Памятник работы скульптора Сергея Меркурова на могиле Сергея Шлихтера. / Артем Локалов

Вероятно, захоронение не тронули, потому что отец Сергея — Александр Шлихтер — после революции занимал значительные посты в советском правительстве, был знаком с Лениным, оставил мемуары о нем.

А Сергей Шлихтер оставил воспоминания о «той» войне. В 1917-м в Красноярске издали книжку. «На пороге жизни. Из писем и дневника студента-санитара» — так она называется.

Книга, составленная из писем и записок Сергея Шлихтера. / Фонд микроформ РГБ

Вот уже возле недели как мы на месте. На расстоянии 4-5 верст все время грохочут пушки, трещат пулеметы и ружейные выстрелы. Вначале все это возбуждало напряженность. Теперь все примелькалось, приняло характер повседневный, повседневный.
Сергей ШЛИХТЕР, запись из дневника от 6 декабря 1914-го, деревня Псары

Длинное время в нашей стране чуть ли не единственным памятником Первой всемирный оставалась могила генерала Алексея Брусилова в Новодевичьем монастыре. После революции генерал остался в России, перешел на службу в Алую армию…

О «Брусиловском прорыве» знают все. О Ратной палате — немногие.

Отворённая в 1917-м как музей мировой войны, она просуществовала недолго и вновь отворилась только четыре года назад — к 100-летию основы Первой мировой.

Ратная палата в Царском Селе вскоре после завершения строительства в 1917 году. / wikimedia.org

Там, в Ратной палате, не только награды, экипировка и оружие, но и живая память о людях. Она — в письмах.

Вот, например, фрагмент из письма безвестного офицера «дорогой нашей супруге Наталье Максимовне» — так он к ней обращается:

— Я сейчас по милости Батюшки Царя пожалован офицерским чином и поефтому у нас теперича течет дворянская кровь, а потому тебя упрашиваю знакомство с нашими заречными бабами не води, а ходи у собрание охвицеров…

Охотник из Сальянского полка, некий Симонов, перевязку переносил с геройским спокойствием. У него озлобленно и с возмущением вырывалось: «Сволочи, немцы, подбили! А мы ведь в них не стреляли… Вот и четвертый крест заслужил — деревянный!..
Сейчас, когда пишу эти строки, его уже нет в живых. Или выражаясь здешней военной терминологией, «он блажен». Быть может, это странно звучит там, в России, но здесь все выговаривают эти два слова с искренним убеждением.
Сергей ШЛИХТЕР, запись из дневника от 5 января 1915 года, деревня Псары

Вероятно, и у вас хранится память о «той» войне. В письмах, в старинных семейных альбомах. Как вихрь врываются обрывки семейных историй о дедах и прадедах. И черно-белые снимки наполняются цветами, голосами, запахами.

Все примерно, как на кадрах кинохроники в кинофильме о войне английского режиссера сэра Питера Джексона, автора «Владыку колец» и «Кинг-Конга». И это больше, чем просто документальное кино.

Над окопом летит снаряд, боец упал на землю, забился в самый дальний уголок земляники или окопа, крестится истово и шепчет: «Господи, Иисусе Христе, Царица Небесная, Святители-Угодники, избавьте и помилуйте… Снаряд пролетел и не причинил никому вреда. Тот же боец вскакивает и машет кулаком по направлению взрыва: «У, сволочь, пробежала!»
Сергей ШЛИХТЕР, из записной книжки

Джексон отсмотрел десятки часов кинохроники 1914-1918-х, интервью с ветеранами Первой всемирный, которые записывали в 1960-х. Ничего подобного у нас не сохранилось, ведь «та» брань была под запретом.

Режиссер рассказал в интервью ВВС, что сделал собственный фильм на собственные средства, потому что ему всегда была увлекательна тема Первой мировой, в которой участвовал его дед.

Дорогие мои… Командир Пореченского полка весьма удивился, узнав, что перехожу с гражданской службы. Пришлось отозваться: «Желаю послужить в войсках, ваше высокоблагородие». Он поколебался, но все же зачислил, обращаясь к начальнику нашей команды, что, авось, мы окажемся «глянцевитыми разведчиками».
Я даже зачислен на денежное довольствие. В месяц 75 копеек как рядовой, 3 рублевки за крест и 1 рубль за медаль. Мои награды оказали весьма большенное впечатление.
Сергей ШЛИХТЕР, из письма родителям от 25 мая 1915 года, зона М в лесу, 6 часов вечера

В книге Сергея отпечатали не только его письма, но и записи из записной книжки. В июне он был ранен в глотка и не мог больше говорить.

— Я был ранен уже после атаки, когда собирались налететь на батарею и ждали подкрепления, — писал Шлихтер 22-го числа. — Размышлял, крышка. Едва не покончил с собой.

Вскоре Сергея отправляют в Москву на санитарном поезде. 25 июня он строчит у себя в книжке: «Меня посадить к дверям». Показывает эту запись сопровождающим — ему тяжко дышать, у дверей должно быть хоть немного легче. Но нет. Во пора стоянки в Минске Сергей Шлихтер погибает от удушья…

Памятный знак в московском парке Первой мировой на месте, где была часовня. / Артем Локалов

Сэр Джексон наименовал свою картину «Они не состарятся». Это ведь и про 23-летнего вольноопределяющегося Пореченского полка.

Для кинофильма отобраны лучшие кадры. Их замедлили. Раскрасили. Озвучили. И вот уже огромный танк, усыпанный бойцами, под их гиканье, штурмует ров. Вот кто-то из солдат играет на губной гармошке. Вот некто, взяв на руки, качает ребенка на привале.

Во всем этом водовороте чудится и русская речь. И голос Сергея Шлихтера, несмотря ни на что, слышен отчетливо.

Папе.
Что написать тебе — не ведаю.
Приветов массу посылаю.
Свободный выберу денек
И напишу тебе, дружок.
Пока прощай. Взасос цельную
Твою головку удалую.
По гроб твой верный сын Сергей.
P.S. Я напишу, как Бог… ей-ей…

Сергей Шлихтер. Брат милосердия 1-го Сибирского отряда перед отъездом на позиции. 15 ноября 1914 года.